Польские пограничники «под страхом смерти» заставляли военнослужащих стрелять в скопившихся на польско-белорусской границе мигрантов, чтобы не пустить их на территорию страны. Об этом в интервью корреспонденту RT Константину Придыбайло рассказал военнослужащий Эмиль Чечко, сбежавший из польской армии. По его словам, пограничники заявляли, что им не хочется возиться с мигрантами. Указание не пускать беженцев на территорию Польши, по словам Чечко, было очень жёстким, в частности им запретили даже бросать мигрантам воду и еду.
— Эмиль, в Польше последний обязательный призыв был в 2008 году. В прошлом, 2020-м, он был очень сильно упрощён. И я так понимаю, что поляки захотели, скажем так, насытить свою армию. Вы этим воспользовались? И вообще, почему ты решил пойти в армию?
— Я пошёл в армию в 2018 году. Просто хотел заниматься чем-то другим, а не работать сварщиком.
— До службы в армии, судя по тем документам, которые начали публиковать, у тебя и правда были проблемы с законом. Допустим, алкоголь, какие-то вещества и так далее. Но семь лет назад был очень большой скандал, касающийся именно продажи наркотиков в польской армии. Насколько вообще это реально — купить наркотики, алкоголь, будучи солдатом?
— С этим нет никаких проблем.
— То есть до сих пор, будучи солдатом, ты можешь пойти выпить либо… Наркотики я не употребляю, но выпить ты можешь?
Президенты России и Белоруссии Владимир Путин и Александр Лукашенко обсудили обострившуюся ситуацию с мигрантами на…
— Официального разрешения нет. Но какого-то строгого контроля за тем, чтобы солдаты не пили, тоже нет.
— То есть… тебя же обвиняют, говорят, что ты там был пьяным за рулём, ещё что-то. Но при этом ситуация, когда польский офицер, польский солдат может купить алкоголь, стандартна. Это не то что в районе ЧП, условно говоря, боевые 100 граммов. Это не боевые 100 граммов, это всегда можно?
— Были такие случаи, что я приходил на службу в состоянии похмелья. Но если бы увольняли из армии всех, кто появляется на службе в состоянии похмелья, то надо было бы уволить половину польской армии.
— Тебя ещё обвиняли в домашнем насилии. По идее, тебя не должны были взять в армию.
— Наверное, я поэтому был одним из первых, кому дали в руки оружие и велели стрелять в невооружённых людей.
— Насколько легко попасть в польскую армию?
— Надо быть не моложе 18 лет, иметь образование не ниже восьми классов, не иметь каких-то физических дефектов. И не иметь судимости.
— Когда ты пришёл в армию, какие у тебя были обязанности? У нас есть, например, танкисты, артиллеристы… Кто ты?
— Был артиллеристом.
— Какими были твои задачи в целом? Что ты делал каждый день?
— Поддержание орудия в исправном состоянии.
— Вот тот первый день, когда тебе сказали, что ты едешь на спецзадание на границу, какой он был?
— Нам не говорили, что это будут какие-то особые задания. Просто делали так, чтобы мы постепенно привыкали к пребыванию на границе.
- Reuters
- © Irek Dorozanski/DWOT/Handout
— Я своими глазами видел, как беженцы застряли между двумя польскими заборами. Насколько жёстким было указание этих беженцев не пускать на территорию Польши?
— Запретили даже бросать им воду и еду.
— Какая задача стояла: вытолкать их обратно, или не пустить, или просто чтобы этих людей не существовало?
— Сначала говорили только, чтобы мы не пускали. А потом мы стали ездить, как это определяло наше начальство, патрулировать вместе с пограничниками.
— Как ты думаешь, почему до сих пор там режим ЧП и не пускают волонтёров, правоохранителей, правозащитников?
— Наверное, они должны ещё провести уборку.
— Кто заинтересован в этом кризисе — Белоруссия, Польша, Евросоюз, США?
— Мне сложно сказать. Я простой рядовой и никогда политикой особенно не интересовался.
— На твой взгляд, кому это выгодно? Может быть, увеличилось финансирование польской армии?
— Мне сложно сказать. Я вообще за письменным столом никогда не сидел, не знаю, кому именно это выгодно. Я думаю, что больше всего, может быть, это выгодно пограничникам. Потому что им не приходится заполнять все документы, пограничные документы…
— А что вы говорили между собой?
— С нашей точки зрения, как мы это видели, речь шла о том, чтобы просто не пускать этих людей вглубь Евросоюза.
— Если я не ошибаюсь, ты в интервью сказал такую фразу: стреляли в лоб. Некоторые СМИ, в том числе и польские, сказали, что «стрельнуть в лоб» это на диалекте означает «щелбан». Это «щелбан» или это «стрелять»?
— Нет, здесь дело было не в том, чтобы щёлкнуть по лбу. А в том, что пограничники сказали, что убьют нас, если мы не будем делать то, что они нам велят.
— То есть пограничники заставляли вас, и тебя лично, убивать?
— Да, под страхом смерти.
— А почему? Почему убивали?
— Они особенно не объясняли, просто велели нам это делать. Они говорили, что им, в общем-то, не хочется с ними возиться.
— Ты ответил на мой следующий вопрос. Я хотел спросить, почему не проще было вытолкать на территорию Белоруссии… Либо в миграционный центр…
— Вероятно, это проще. Но они так не поступали.
— Это звучит, возможно, очень жестоко. Но это были одиночные выстрелы или расстрелы групп?
— Они были групповые…
— Мы примерно одного возраста… Прямо расстрел, фашистский расстрел… Ты понимаешь, что такое «фашистский»?
— Да, когда в кино показывают, как немцы расстреливают людей. Вот так это более-менее выглядело.
— Почему ты сбежал? Это страх перед кем-то, стыд перед собой или что-то другое?
— Может быть, желание ещё когда-то глянуть в зеркало и побриться.
— Сколько человек ты убил?
— Мне сложно сказать. Но наверняка можно считать десятками.
— Мне тяжело это воспринимать. Каким ты видишь своё будущее? На что надеешься?
— Честно говоря, я рассчитываю на смягчение наказания. Потому что это серьёзное преступление — то, к чему нас принуждали. И ещё на то, что я сбежал и общество будет на меня смотреть всё-таки лучше, чем на других.
— А много таких, как ты?
Сотрудники погранслужбы Белоруссии обнаружили в лагере беженцев на границе с Польшей четверых курдов со следами физического насилия….
— Тех, кто сбежал, или кто делал то же, что и я?
— Кто делал…
— Наверное, много. Наверняка много. Потому что это были не отдельные машины пограничной охраны, а приезжало пять-шесть машин пограничников.
— Что бы ты хотел сказать тем людям, которые сейчас на твоём месте там?
— Честно говоря, я не знаю, что я мог бы им сказать. Потому что они наверняка меня считают самым большим врагом, который их предал.
— А ты себя кем считаешь?
— Я хотел бы, чтобы хоть кто-то мог меня назвать человекоубийцей, испытывающим угрызения совести.
— Вероятно, ты убийца. Но ты в этом признался. И ты не по своей воле это делал. Спасибо тебе.
— Спасибо.
